А. И. Катык (1883, Евпатория – 1942, Ленинград) – газзан, педагог, общественный деятель и писатель. Родился в семье учителя караимской школы – мидраша. Окончил Александровское караимское духовное училище и историко-филологический факультет Новороссийского университета в Одессе.
Катык А. И.
Арон Ильич большую часть своей жизни посвятил педагогической деятельности: служил учителем мидраша в Севастополе (1902 – 1904), Феодосии (1912 – 1916) и Москве (1922 – 1928); инспектором и преподавателем общих предметов Александровского караимского училища в Евпатории (1916 – 1922).
Писатель хорошо знал традиционное караимское образование. В своём творчестве он уделял этому вопросу немало внимания.
В издаваемых в Москве в 1911 – 12 гг. журналах «Караимская жизнь» опубликованы два его художественных произведения на эту тему – «Записки караимского школьника» и «Учитель», написанных в Евпатории в 1911 г. Что это было за время?
Здание Александровского училища в Евпатории
По переписи 1897 г. в Таврической губернии жило грамотных караимов мужчин – около 70 %, а женщин – 50 %. В 1910 г. прошёл национальный съезд, много внимания уделив проблемам школы. На съезде говорилось об обязательном обучении детей караимскому языку и закону Божию, упорядочении религиозно-нравственного воспитания, о неудовлетворительной постановке преподавания в мидрашах, желательности расширения и однообразия программы. Дискуссии шли о необходимости изучения языков и языка обучения (русский, библейский, караимский). Прошло чуть более 15 лет, как создано Александровское Караимское духовное училище, наставником А. И. Катыка в нём был И. И. Казас – известный педагог, просветитель, общественный деятель. Юридический факультет Новороссийского университета закончила первая женщина-караимка Р. И. Хаджи. Созданы общества помощи студентам и учащимся. Развита благотворительность: организация горячих завтраков школьникам, учреждение и содержание училищ, выплата стипендий, контроль состояния здоровья учащихся и бесплатное лечение и т. д.
И. И. Казас
Однако беспокойство о состоянии национального образования чётко прослеживается на страницах «Караимской жизни». В каждом номере публикуются планы, критика, мысли о системе воспитания и обучения; списки окончивших гимназии, университеты, училища. В журнале отмечается, что необходимо «Полное реформирование школы и внесение в неё живого духа», критикуется мидраш, «где преподавание поставлено из рук вон плохо и основывается на палке».
Аттестат Александровского караимского училища
При написании рассказов автору было 28 лет – воспоминания о учёбе ещё живы, появилась возможность сравнения с университетом в Одессе.
По размеру рассказы небольшие – 24 и 26 стр., но в них содержится масса сведений об устройстве начальной караимской школы, нравах её обитателей, наказаниях, обычаях... Произведения проникнуты живым народным юмором. Точные зарисовки автора придают колорит и яркость персонажам.
Учащиеся Александровского караимского духовного училища: третий справа во втором ряду – И. Казас, в верхнем ряду второй справа А. Катык, четвертый – Б. Ельяшевич, шестой – И. Ормели
Мелкие детали рассказов говорят о том, что действие происходит в крымских крупных городах, так как упоминается Кюльтобэ – возвышенное место вблизи города; ребёнка поднимают за уши, чтобы он увидел Стамбул; в школе 45 учеников... Описываемое время – конец ХIX в. (точнее, в «Записках» 1887 г.).
Сюжеты незамысловаты: в первом мальчик идёт в школу; во втором – приезжает новый учитель.
Эрбака. Рис. С. Сараф
Уже в начале «Записок...» будущий школьник понимает, что «мидраш не очень-то хорошая штука, если мама даёт мне перед ним варенье». Дальнейшее развитие событий только подтверждает это предположение. А. И. Катык применяет как художественный приём противопоставление, рассказывая, что плохо, а что хорошо языком простых вещей. Варенье, сдобные сухари, растоптанная удобная обувь, ласковые названия Яшенька, арсланым (мой лев), капланым (мой тигр), свобода, вымазанное лицо и руки противопоставляются мидрашу, новым жмущим ботинкам, неудобному костюмчику и учителю...
Мы узнаем, что мидраш обычно был при кенаса. Устройство было самое простое. Класс представлял собой большую комнату в 4 окна. Около входа кафедрой эрби (учителя) служил чёрный стол. Два ряда длинных старых скамеек предназначались для учеников. Если в школе были парты, то все одинакового размера, рассчитанные на взрослых, не по росту малышам. Писали в то время по традиции гусиными перьями, хотя уже существовали стальные. Введение чего-либо нового, даже, казалось бы, такого пустяка, как удобные стальные перья вместо гусиных, не только не приветствовалось, но подвергалось критике.
Школа делилась на четыре отделения (в некоторых их было 3). Новички (нонтук) – самые маленькие учили азбуку. Симан тартмакжи (тартмак – вытягивание, т.е. тянущие звук) – дети лет десяти учились читать по слогам. Тефсирники (тефсир – толкование) – лет пятнадцати, в школе уже лет семь, три года из них учились чтению, четыре – грамматике и переводу Ветхого Завета. В последнем отделении было обычно 6-9 чел, а то и меньше, рослых, здоровых юношей, иногда с бородой, готовящихся стать эрби – учителем.
Хор мидраша Симферополя, в центре Б. С. Ельяшевич, 1912
Кроме изучения Библии и предметов, непосредственно с ней связанных, в то время уже учили арифметику и русский язык.
Вовсю процветала дедовщина. Новички служили предметом издевательства всего класса. Новичок – «громоотвод», «народ маленький, загнанный».
Достаточно сурово к ученикам относились наставник и окружающие. Эрби называл учеников «безсовестными лентяями», «нечестивцами», «разбойниками», «мерзавцами», хватал за ухо и тащил за скамью, бил коленом и кулаком... Не отставал от него и сторож: «сволочи», «джинабэт» (сволочь, дрянь), «сморчок» – традиционная лексика этого «почтенного» человека. Отец ученика не менее жесток: ребёнка – «плута отчаянного, сорвиголову и забияку», он рекомендует бить и ставить на колени.
Битьё было самым обычным делом. Непременными атрибутами класса указываются штук 10 линеек и кизиловая палка длиной в 1,5 сажени (более 3 м). Такая палка нужна была для того, чтобы, не вставая ударить любого ученика в классе. Никого не удивляло битьё линейкой руки до посинения и опухоли. Учитель мог кинуть в мальчика книгой. Старшие герои рассказов уверены, что «учителя надо бояться», что «учитель даром не побьёт». Отец новичка, сам когда-то прошедший обучение в мидраше, оправдывает применение физических наказаний тем, что «в библии... сказано «не жалей жезла для ребра сына своего». Да, учитель бьёт детей, «но он первый ли завел линейки и фалака в мидрашах?».
Орудие наказания фалака – длинная палка, на которой укрепляли голые ступни наказуемого, поднимали ноги вверх и били розгами, палками или каким-либо другим приспособлением по пяткам. Для наказания учителю нужна была помощь двух ребят. Применялись и «сыра фалакасы» – поголовное наказание всех учеников.
Соответственно представлениям старшего поколения того времени были и требования к личности учителя – от внешности, до манеры поведения. «Для учителя главное, чтобы Бога боялся и кенаса посещал». «Учительский взгляд должен быть строгий, твёрдый, так чтобы прошибал». Костюм учителя – чёрный, солидный, не в обтяжку, с жилетом. Усы с бородой – непременный атрибут уважения. Преподаватель должен быть важным, степенным, но с почтением к руководителям общины. Вот типичный портрет учителя: «На голове его была низенькая барашковая шапка. Весь он был чёрный и напоминал жука», а лицо «белое-белое, как стена».
Авторитет наставника должен был быть непререкаем. Для нас кажется необычным, но ещё в начале ХХ века ученики в мидраше целовали учителю руку. Царили беспрекословные покорность и послушание. В рассказе «Учитель» руководитель общины с удивлением вопрошает, как это может быть, чтобы ученик с учителем смел разговаривать? «Ответил урок и баста! Сиди и не шелохнись!».
Жизнь учеников вызывает искреннее сочувствие. Читателя подводят к мысли, что назрел пересмотр программы и методов обучения. Автор требует заменить «затхлую атмосферу гнёта и вражды воздухом любви и взаимного доверия». И вроде бы всё определённо и понятно. Школа и национальное обучение находятся в трудный переломный момент истории. А. И. Катык, как и до этого его учитель – И. И. Казас твёрдо отстаивают новые формы обучения, русский язык, необходимость поднять национальное образование до уровня государственного, чтобы не только дети бедняков, но и состоятельных караимов учились в мидрашах, а не в гимназиях.
В описываемой А. И. Катыком школе уже работают учительницы русского языка и арифметики, что явно не соответствовало патриархальным представлениям о роли женщины в обществе. Персонаж рассказа А. Катыка нишанжи (сваха) Султан-тота говорила, например, по этому поводу: «Да на что мне твоё образование, когда ты пирожка, как следует испечь не умеешь». Введены гимнастика и некоторые технические усовершенствования (стальные перья, занавески на окнах). Грамматику учат не по старинке, а гораздо эффективнее. И хотя такие новшества вызывают явное неудовольствие аксакалов, но чувствуется необратимость изменений.
Но не всё так однозначно и прямолинейно. Вдруг выстроенная чёткая позиция начинает шататься. К примеру, ратующий за физические наказания папа «оделся так, как одевался только в кенаса. Шапка из чёрных смушек, суконный чёрный кафтан, синий кушак, кожаные калоши». А «передовому» учителю это не нравится – в разоблачительной речи он критикует «длиннополый кафтан», который выбросили «с презрением» и оделись в европейское платье. Оскорбительно говорит о народной музыке, как о «варварской песне». Находит неблагопристойными движения кайтармы, чипиим и тым-тыма (национальные танцы), ненавидит конушму (празднество, веселье).
Писатель с любовью описывает национальные особенности, детали быта, нравы. Действительно, знание русского языка и программы гимназии открывало большие перспективы для юношей и девушек. Физические наказания детей бесспорно надо было отменить. Но это не должно было привести к ликвидации изучения родного карай-тили (караимского языка), основ караимского вероучения, фольклора, прививания детям знания своей истории и национальной гордости.
Может быть, потому что автор показал жизнь караимов «такой, какова она есть, со всеми её положительными и отрицательными сторонами, не становясь ни на сторону фанатичных ультра-националистов, ни на сторону непримиримых хулителей караимов», не навязывая своего мнения, у читателя остаётся ощущение нестабильности, неустойчивости и неуютности.
А. И. Катык предоставляет право каждому решить, как было бы правильно. Но задача эта априори невыполнима. Дальнейшие исторические события смели какое бы то ни было национальное образование в Советском Союзе. К чему это привело у крымских караимов, мы чётко представляем: почти полное забвение родного языка, а с ним огромного пласта самобытной культуры с одной стороны, и высокий уровень образования и числа квалифицированных специалистов во всех областях науки, техники, культуры с другой. Что предпочтительней? Для каждого конкретного человека – первое, для сохранения народа и препятствия ассимиляции – второе.
Полканова А.
| 
